Выхожу из душного офиса службы доставки и, засунув руки в карманы, долго гуляю по солнечным улицам. Дышится легко: на мне комфортная одежда с сотнями заклепок, тонна макияжа и черная помада. Пусть прохожие расступаются и сворачивают головы — на то и был расчет.

Все же важно не изменять себе: что бы ни случилось, в любых обстоятельствах. Неудачные попытки не быть, а казаться, ни к чему не привели, и слава богу. Ведь если бы Артем повелся на блузки и платья, мне пришлось бы постоянно в них ходить!..

Сажусь на спинку парковой скамейки, наблюдаю за орущими ребятишками на детской площадке и зачем-то снова проверяю аккаунт — не дает покоя возможная реакция незнакомого парня на мои селфи.

Ничего... Еще один повод для досады и стыда.

— Ну и пошел ты... Придурок! — фыркаю и нервно постукиваю ногтями по покрытой лаком деревяшке. Настроение все равно не портится, а предчувствия перемен и чего-то нового легким, по-летнему теплым ветерком пробирается за пазуху.

Тени на асфальте сплетаются в причудливые кружева и узоры: чуть повернешь голову, возникает заяц, сменишь угол обзора — он превращается в грозного дракона.

Навожу на оптическую иллюзию камеру и делаю снимки с разных ракурсов.

Только идиот мог принять меня за фейка и не понять очевидное: я выкладываю на своей страничке не просто фотки, а самые яркие впечатления. Именно они остаются в памяти и называются жизнью.

Пополняю альбом новыми кадрами и нахожу страницу «Глеба Филатова».

Наверняка в его друзьях только избранные из избранных, и есть девчонка, с которой он позирует для романтических фотосессий в парных свитерах.

Не то чтобы мне не плевать, но попасть по нужному значку с первого раза не получается — я будто совершаю вылазку в стан врага, и от волнения невыясненной природы дрожат пальцы.

И тут меня поджидает настоящее открытие: список его друзей похож на мой — несколько явных ботаников, какие-то расфуфыренные чики, добавляющие всех подряд, пара странных личностей с непроизносимыми никами и вереница заблокированных аккаунтов, которые давно стоило бы удалить.

Никакой девушки нет в помине, на фотографиях вообще нет его самого: только дома, оживленные улицы, куда-то спешащие люди... Ничего особенного, но они притягивают взгляд, и ассоциации вдруг являют новые, скрытые смыслы.

Завороженно рассматриваю каждую деталь, и она складывается в ту самую жизнь. Грустное, одинокое созерцание.

В груди разгорается жгучий интерес, переходящий в испуг, и я хлопаю себя по щеке.

— Стоп. Нел, ты впадаешь в маразм.

Алина говорит, что людей с тараканами, подобными моим, на всей земле не сыскать, возможно, я вообще единственная в своем роде. И парни с такой внешностью и задранным до небес самомнением, как у этого Глеба, уж точно ничем подобным не страдают.

И все же, не получив от него сообщения, я испытываю разочарование — словно то, на что ты возлагал большие надежды, закончилось, так толком и не начавшись.

Нет, никаких планов относительно этого чистоплюя я не строила. Но сейчас понимаю, что, возможно... чисто гипотетически... у меня впервые мог бы появиться настоящий друг.

Домой не хочется: воплей Бореньки и расспросов сестры с лихвой хватит и вечером, наличие на счету денег согревает сердце, и я тащусь в салон — не тот, где работает мама, и куда ходят богатые дамочки за тридцать, а в тот, где набивают татуировки, плетут афрокосички и прислушиваются к самым эксцентричным пожеланиям клиентов.

Мою просьбу тоже исполняют в лучшем виде: светлые, немного отросшие у корней патлы становятся нежно-розовыми — пора возрождать оставленные в прошлом традиции. Завтра непременно нанесу визит в школу и доведу Татьяну Ивановну до икоты.

Развалившись на лавочке в тени обвитой плющом беседки, объедаюсь мороженым, выискиваю в траве первые желтые листья, снова зеваю и буквально подпрыгиваю от внезапной короткой вибрации в кармане. Выругавшись, достаю телефон и едва не роняю: несостоявшийся друг соизволил прислать сообщение!

Тщательно облизав палочку, метко бросаю ее в урну и, вытерев ладонь о джинсы, раскрываю диалог:

«У меня тоже есть жизнь»

Дальше выплывает фото траурного венка «От одноклассников и учителей» и серая могильная плита, а я, оценив всю глубину и мрачность шутки, усмехаюсь:

— Серьезно?..

Глава 7. Нелли

«Это тебе за активное участие в жизни школы? Идейным ботанам даже памятник полагается?» — отсмеявшись, спрашиваю я.

— Увы, не мне.

— «Макаров Александр» — это твой друг? Ты скорбишь? И нужно принести тебе соболезнования?

— Это один конченый урод. Можешь выпить на своей светской тусе за то, что в мире одним козлом стало меньше.

Выходит, моя «светская туса» его все же задела, и я, захмелев от азарта и радости, включаюсь в болтовню:

— Значит, это ты его так?

— Хотелось бы. Но это лишь меч божественного правосудия.

— Что ж, тогда твоя жизнь не так уж и печальна, как выглядит на данной фотке.

— Подумала, что я жалуюсь? Наивная. Это я хвастаюсь, как и ты своей пьянкой.

— Ничего подобного. Ты обвинил меня в асоциальности. Я тебе прислала доказательства, что это не так.

— Тоже мне доказательство. Может, это культурная программа вашего дома престарелых?

— Ты совсем дебил?

— Ладно. Ок. Поклянись, что это ты на тех фотках.

— Ещё чего. Дело твоё. Хочешь верь, хочешь не верь. Мне плевать.

— Просто, когда мы переписывались в паблике, я тебя не так представлял.

— Думал, я восьмидесятилетняя горбатая женщина с бородой?

— Думал, что ты двенадцатилетняя серая мышь на пике гормональной активности.

— Ты шутишь, как мои одноклассники. Ещё немного, и я с тобой попрощаюсь.

— Ну, слава богу, всё встаёт на свои места. А то я никак не мог понять, с чего это такой гламурной девочке, как ты, интересоваться моей унылой ботанской жизнью.

— Во-первых, мне глубоко фиолетово, что там с твой жизнью. Ты сейчас сам прислал фотку. А во-вторых, кто верит только в то, что видит — идиот.

— То есть ты признаёшь, что ошибалась, называя меня ботаном и клоуном?

— Ты вообще откуда?

— Из Москвы, а что?

— А, ну тогда понятно. Вы там все такие.

— Какие?

— Пафосные.

— Зашибись. Теперь я ещё и пафосный. Пафосный ботан? Или пафосный лузер? Даже не знаю, что лучше звучит.

— Ахах, смешно. Всё, давай, мне некогда.

— Ты учишься?

— Угу.

— В школе?

— Угу.

— Сделай и пришли фотку.

— Обойдёшься.

— Значит, ты не в школе.

— Сейчас нет.

— Понятно.

— Что тебе понятно?

— Что ты типа в школе, но на самом деле не в школе.

— На чем ты пытаешься меня подловить? — Я взвиваюсь. — Сам-то ты где?

— Я в автобусе. Прислать подтверждение?

— А какого чёрта ты делаешь в автобусе, если сейчас четвёртый урок?

— Еду с кладбища. Меня, как самого главного и пафосного ботана школы, отправили помолиться за Макарова.

— Ты же сказал, что он конченый урод.

— Прикинь, за уродов тоже молятся.

— А чё, ботаны умеют молиться о чём-то, кроме оценок?

— Я тот самый ботан, который умеет.

— А ты правда ботан?

— А ты правда гламурная?

— Ты опять?

— Ладно. Ок. А какой ты сама себя считаешь?

Вопрос попадает в кон и задевает за живое. Может, ему и впрямь интересно, что у меня за душой, но это больше похоже на самообман.

— Не гламурной.

— Ну это я понял. Может, что-то ещё? — Он не отстает, и я отделываюсь шуткой, в которой, по правде, нет и намека на шутку:

— Я думала, что я независимая, сильная и смелая, но на самом деле, как показывает практика — слабачка и типичная неудачница.

— О, класс! Это прям про меня.

— Ты еще и дебил, ботан. Я с тобой личным поделилась, а ты такой же придурок, как все. Не пиши мне больше.

— Эй, погоди, я серьёзно. Я тоже неудачник. Честно. Взять хотя бы этого Макарова. Он меня вообще ни во что не ставил, всю школу на меня натравил. Не подумай, что жалуюсь, но что есть, то есть.