Глеб сразу бы включился в беседу и принялся выяснять, что стряслось, а Артем лишь тянется к рюкзаку, делится со мной банкой колы и вдруг признается, что тоже волнуется.

— Если опозоримся, спросят все равно с меня. Так что... можешь смело наступать мне на ноги, падать и лажать.

Собираюсь поспорить, что это как раз он списывает меня со счетов, но вовремя замечаю, что Клименко пошутил: кривая ухмылочка сменяется широченной улыбкой, в воздухе витают флюиды искренней симпатии и уверенности, что вместе мы победим. Кружится голова.

Позволяю Артему себя обнять, но от поцелуя уворачиваюсь: мне абсолютно точно не понравилось с ним целоваться, а представлять на его месте Глеба — это полное дно.

Домой возвращаюсь вымотанной до предела: по пути проверяю телефон, но Глеб так и не снизошел до объяснений, а я по-прежнему в черном списке. Зато выясняется, что на сайте объявлений на одну из моих Барби нашелся покупатель и даже перевел аванс.

В пекарне на углу покупаю торт, закрываюсь в своей норе и ем его ложкой прямо из коробки — несмотря на переизбыток сахара и калорий, в груди ноет и печет.

Кого я обманываю: чувствовать себя брошенной паршиво. Почти так же паршиво, как наблюдать за маленькой Людочкой Орловой, гордо восседающей на плече старшеклассника. Или как в день рождения задаваться вопросом, почему папаша не хочет меня знать. Или как оказаться запертой в Логове ведьм...

Перед сном ненадолго выползаю к семье. Забив на поздний час, неунывающая троица затеяла игру: взрослые дамы ползают на четвереньках, изображая коров, а мелкий демоненок хохочет во весь беззубый рот. Все-таки я люблю свою ненормальную семейку. И не впадаю в черное отчаяние только благодаря ей.

Приглашаю домочадцев на кухню, включаю чайник, делюсь тортом и, наблюдая за идиллией, молча отсиживаюсь в уголке.

— Ты стала какой-то тихой... — беспокоится мама, но я говорю, что ей показалось. К тому же Алина видела, как Артем провожал меня до подъезда, и наверняка доложила об этом во всех подробностях.

— Я волнуюсь, мам. Завтра выступаю на осеннем балу.

Алина давится чаем, кашляет, вытирает проступившие на глазах слезы и ошалело моргает:

— Ну ничего себе! Такой чести даже я не удостаивалась!.. И ты так безразлична? Кто твой партнер?

— Артем.

— А где ты возьмешь платье?!

— Не беспокойтесь. В школе есть концертные костюмы. Елена сказала, что мне все выдадут...

Едва произношу это, обе дражайшие родственницы вскакивают и устремляются к шкафу: я и забыла, что их общая религия запрещает облачаться в пыльные шмотки из дешевого капрона. Даже Боря подползает к распахнутым створкам, вытягивает из полированного нутра какой-то жуткий блестящий палантин и задумчиво перебирает краешек пухлыми пальцами.

Под шумок скрываюсь в комнате, зашториваю окно и ложусь на диван.

Все хорошо. В моей жизни все хорошо, правда!

Милана больше не достает, одноклассники наконец заметили, что я существую, а завтра предстоит блистать на балу с Артемом, который, кажется, всерьез вознамерился стать моим парнем.

А Глеб... Пусть катится к своей Олечке. Звезд он никогда не увидит.

Глава 35. Нелли

Традиционный осенний бал уже лет пятнадцать проходит в предпоследнюю пятницу сентября. К участию привлекают даже изгоев и лузеров — всем найдется работенка по способностям: оформление сцены, пошив костюмов, рисование плакатов. Если же руки совсем кривые — озадачат декламированием пафосных стихов или исполнением веселой песенки.

С трудом усмирив одуряющее волнение, ковыляю к ржавой калитке. На вытянутой руке болтается вешалка с полиэтиленовым чехлом, волосы стянуты в тугой пучок и заколоты невидимками, в голове крутятся напутствия мамы и Алины, что нужно верить в себя.

Дражайшие родственницы все утро порхали надо мной с косметичкой и феном, по случаю выступления доченьки-неудачницы мама даже собиралась отпроситься с работы. Я бы очень хотела пригласить ее и показать, каких небывалых высот достигла, но вместо этого сказала, что родителей в школу не пускают.

Подол длинного шифонового платья Алины подметает желтые листья, окурки и пыль, спохватившись, поднимаю руку повыше и оглядываюсь на окна родной квартиры.

Рама приоткрыта, в ней чуть заметно колышется занавесочка. Мама, сестра и Боренька наверняка переживают почище, чем я.

Чтобы не разреветься, кусаю губу и ускоряю шаг.

У турников курят парни, по случаю праздника облаченные в костюмы с иголочки, в фойе прихорашиваются девочки в пышных платьях разных цветов и фасонов.

Серьезные дяди и тети — важные шишки из министерства образования, — в сопровождении директора и нескольких бледных преподавателей направляются в учительскую.

В актовом зале исступленно кипит работа: Паша, Вовочка и еще трое дуболомов из параллельного класса, натужно крякая, переставляют декорации, молоденькая учительница ИЗО рисует на стене гуашью вереницы желтых листьев.

Занятий нет только у старшеклассников, но заинтригованная малышня, не обращая внимания на звонок, гроздьями висит на створках хлипкой от старости двери.

Ищу взглядом Артема и, узрев его гордую, обтянутую черным пиджаком спину, наконец обретаю подобие спокойствия. Ныряю в пыльную подсобку-гримерную и задвигаю тяжелую портьеру, стиснув зубы, натягиваю концертный наряд и светлые балетки и смотрю в зеркало. Перехватывает дыхание, кончики пальцев покалывает статическое электричество: в нем кто угодно, только не я. Может, одна из подружек Глеба... Только намного красивее и ярче!..

Глубоко вдохнув, выхожу в люди. Даша и Анечка прекращают что-то живо обсуждать, выпучив глаза, бегут ко мне и устраивают допрос с пристрастием.

— Нелли, в каком салоне делала прическу и мэйкап?

— Дай визитку мастера!

— Из какого бутика платье?

— Новая коллекция или распродажа?

— Обижаете... Естественно, новая. Купила на каникулах, когда была в Москве.

— Наверное, стоит кучу денег...

— У меня там богатый друг.

Фрейлины Миланы с подозрением косятся друг на друга, но делают вид, что верят в мой бред, однако на всякий случай меняют тему:

— Хорошо разучила танец? На какой стадии ваши отношения с Артемом?

— Не все сразу! Скоро узнаете! — Душевно подмигиваю, и в груди распухает эго: все же возвыситься над серой массой чертовски приятно. Теперь я понимаю, почему звезды идут на все ради внимания и власти: это наркотик, от которого не так-то просто отказаться!..

Подлые ренегатши не утруждают себя даже банальными проявлениями приличия и откровенно игнорят свою некогда лучшую подругу Милану. Та сидит на самом крайнем кресле последнего ряда и, безучастно наблюдая за беготней и воплями вокруг, надувает пузыри малиновой жвачки.

Кажется, по причине невостребованности Милана впала в депрессию и окончательно сдалась: не комментирует мои недостатки, не ставит подножки, не посылает ехидные ухмылочки, не плюется ядом.

Теплая рука придерживает мой локоть, и передо мной вырастает Артем:

— Привет! Сногсшибательно выглядишь.

— Благодарю. Старалась не ударить в грязь лицом... — Чудесное превращение Миланы обратно в тихоню Людочку меня не на шутку тревожит, и я тихонько шепчу: — Как думаешь, что с ней?

— С кем? А, с Орловой... — Артем понимающе кивает. — Видишь ли, я попросил ее быть аккуратнее на поворотах и тебя не доставать. Она все осознала. Неплохая девчонка...

— Ах, вон оно что... — Он ждет благодарности, но я не просила Клименко меня спасать. Высвобождаю руку, отхожу подальше и с поддельным интересом слежу за репетицией вокалистки из девятого: девчонка звонко поет о том, как прекрасен этот мир.

Савкин и Бобров заметно возбуждены: подмигивают, причмокивают и посылают мне сальные улыбочки. В обычной ситуации ответом им стал бы поднятый вверх средний малец, но теперь я не имею морального права на подобные выходки.

Постепенно собираются гости: ученики, их родители и причастные к мероприятию учителя.