«Что за дичь? Озабоченная ты, раз увидела такое».

«Нужно быть слепой, чтобы не видеть, как этот парень пытается засунуть голову девочке под юбку».

Кровь приливает к затылку. Бред да и только. Чокнутая девица или не девица. Но по-любому она очень зря это написала. Если эти комменты прочтёт кто-то из нашей школы, то, с учётом моей репутации, эта тема раздуется до грандиозных масштабов.

«Он прикрывается ей от солнца», — не придумав ничего лучше, поясняю я.

Но Nelli, похоже, не дура и сразу соображает что к чему.

«Вот, прикол. Значит это ты на фотке? Всё ясно».

«Что тебе ясно?».

«Что ты не только озабоченный ботан и баран, но и лузер. Ведь только лузеры оправдываются в интернете».

Больше мне не забавно. Собрав волю в кулак, взываю к выдержке и благоразумию.

«Можешь считать меня кем угодно, но я по крайней мере не хожу по пабликам и не хейчу людей из-за собственных комплексов».

«Комплексы? А что это?».

Чувствуется, что она пребывает в боевом настроении и собирается продолжать препираться. Что-то в моих словах задело её, и я, возвратившись в начало, перечитываю нашу переписку, а потом отвечаю:

«Комплексы — это когда трусливо поливаешь грязью реального человека с фейкового акка и радуешься, что он о тебе ничего не знает, потому что в оффлайне ты никому не нужна и ничего из себя не представляешь».

Получается жёстко, и я не то чтобы хотел именно так, но не раскаиваюсь. Таким как она полезно призадуматься.

«Я не фейк и у меня всё хорошо», — на этот раз оправдывается она. Значит, я угадал.

«Если ты не фейк, то мне жаль тебя. У тебя нет живой жизни. Друзей или родных. У тебя даже котиков в ленте нет. Спорим, ты лежишь в больнице, тебе плохо и ты ненавидишь весь мир».

«Что за чушь?».

«Ты сидишь в тюрьме?».

«Открой свой профиль! Посмотрим, чем ты сможешь похвастаться».

«Ради тебя? Ну уж нет».

«Испугался? А так красиво болтал про комплексы. Я тебе по одним аудио диагноз поставлю».

«Скинь свою фотку и я подумаю».

«А вот сейчас ты уже оборзел».

«Нет, ну а что? Как по мне — справедливо. Ты знаешь, как я выгляжу и поэтому прицепилась, а я тебя не видел и не понимаю, стоит ли тратить на тебя своё время».

Вот тут-то она и взрывается. Пишет какие-то гадости, посылает меня, обзывает, но потом вдруг удаляет все свои комментарии в ветке и исчезает из сети.

Пюре остыло, а котлеты я не заметил, как съел. Даже обидно, будто их и не было. Доскребаю винегрет и, помыв посуду, возвращаюсь к себе в комнату. Рерайт занимает около часа, после отправляю статьи заказчикам. Встаёт мама, зовёт пить чай, но вспомнив про Макарова, отказываюсь. Чем позже она о нём узнает, тем лучше.

После перепалки с Nelli во мне бродит непонятный нерв, а потом вдруг накатывает угрызение совести. А вдруг она инвалид или калека? Может у неё на самом деле одинокая и несчастная жизнь? Я ничего не знаю о ней, чтобы навешивать ярлыки и говорить всё то, что выдал в запале. А что если у неё случилось несчастье? Или период реабилитации? Мишка в эти моменты тоже очень злой. Просто так, на всех. И ему нужна поддержка, а не критика.

Мне становится вконец стыдно, до такой степени, что перехожу на всё ещё раскрытую вкладку с её страницей и пишу сообщение.

«Извини, если обидел. Ничего личного. Если хочешь, добавляйся в друзья. Посмотришь профиль. Своих фоток у меня тоже нет, но ты и так знаешь, как я выгляжу».

Спустя полчаса Nelli возвращается в сеть, читает моё послание, однако отвечает не сразу. После всё же снисходит.

«На идиотов я не обижаюсь, а в друзьях ты мне не сдался. Я тебя знать не знаю и на профиль твой плевать».

Она снова лезет в бутылку и я ругаю себя за то, что каждый раз попадаю в дурацкое положение, пытаясь оправдать поступки людей.

Решаю ничего больше не отвечать. Закрываю страницу с ботинками и с обреченным видом плетусь на кухню, рассказывать маме о Макарове и Алисе.

Вечер предстоит не из лёгких.

Глава 4. Нелли

— Придурок! Да твое самомнение не влезет в грузовик! — в сердцах швыряю телефон на тумбочку и закрываю глаза. Злость все еще пощипывает кончики пальцев, но способность мыслить здраво потихоньку возвращается: я нагородила невесть что незнакомому человеку. Мама права: у меня огромные проблемы с контролем гнева.

Ума не приложу, как этот ботаник сумел задеть меня за живое — неужели пара десятков фото с небом, серыми многоэтажками и моими видавшими виды ботинками могут настолько сильно рассекретить личность?

«Спорим, ты мечтала, а тебя забраковали...»

«У тебя даже друзей нет...»

— Ну конечно же. Зато у тебя, выскочки, наверняка целая куча прихлебателей!

Поднимаюсь с дивана, тщательно разглаживаю складки на пушистом пледе и бесцельно прогуливаюсь от окна к двери и обратно. Ну и пусть у меня нет живой жизни. Да и откуда ей взяться? Все, кого я знаю, находят компашки по интересам либо в школе, либо во дворе. В нашем дворе живут одни престарелые бабки. Появился Артем, да и тот...

Снова хватаюсь за телефон, но тут же его откладываю. Такие придурки, как этот тип из интернета — с внешностью хорошего парня и приторной улыбочкой, — вращаются в высших сферах, и проблемы простых смертных им неведомы. В реале он бы состряпал брезгливую физиономию и демонстративно прошел мимо.

Но он хотя бы извинился, так что... пускай живет.

К тому же, спор с ним отвлек меня от ужасающего школьного провала: я так увлеклась состязанием в остроумии, что позабыла о медовых глазах и длиннющих ресницах Артема, однако теперь наваждение возвращается, давит на горло и мешает нормально дышать.

Как ни крути, опозориться не входило в мои планы, но когда это жизнь шла по плану?..

Снимаю ненавистную блузку и юбку и прячу подальше — в глубины платяного шкафа, влезаю в растянутую футболку и, плюхнувшись на крутящийся стул, выдвигаю верхний ящик видавшего виды стола. В нем сотнями пошлых кричащих оттенков переливаются лоскуты ткани, мотки ниток, клубки и тесемки, стеклярус и бисер.

Вооружившись тяжелыми портновскими ножницами, вырезаю из лилового атласа детали нового платья для несчастной куклы и старательно сметываю. Тревоги и проблемы отлетают на десятый план.

Реставрацией игрушек я занялась в раннем детстве — уже и не помню, по какой причине. Нравилось склеивать сломанные детали из пластика, приглаживать всклокоченные искусственные волосы, чинить одежду. Позже я начала менять куклам макияж, стиль и прически, создавая новые личности. Возможно, это происходило потому, что безучастные красотки с глупыми глазами казались похожими на маму, и мне отчаянно хотелось наставить их на истинный путь и вразумить.

Если быть до конца откровенной, своего увлечения я стыжусь — слишком уж оно выбивается из моего темного образа. Однако в прошлом году обнаружила, что реставрация может приносить неплохие деньги: если купить по объявлениям редкую старую Барби и привести в божеский вид, коллекционеры ее с руками оторвут. Теперь я могу позволить себе по-настоящему крутые шмотки, косметику и походы в кафе, а еще — незаметно подкладываю деньги в мамин кошелек (хотя она определенно догадывается о природе их возникновения и, обнаружив пару лишних тысяч, становится сентиментальной).

Нанизываю на иголку вдвое сложенную ткань, но успокоиться все равно не получается: обидные слова придурка из сети и полный недоумения взгляд Артема всплывают в памяти, и я чертыхаюсь, уколов палец.

Мое взаимодействие с парнями из школы всегда сводилось к ожиданию подвоха и ожесточенным перепалкам, с ними я умею лишь краснеть или огрызаться. Впрочем, сегодня общения хватило с лихвой, но оба собеседника оказались ничуть не лучше какого-нибудь Боброва: сразу же раскусили меня и слились. Только один деликатно промолчал, а второй...

Телефон разражается противным жужжанием. Можно не проверять: ожил классный чат — не тот, где «сливки общества» сплетничают и дружат против кого-то (и где меня нет), а официальный, созданный, когда мы были еще первоклашками. Большую часть времени он позабыт-позаброшен и покрыт пылью и паутиной, но по праздникам пополняется дурацкими картинками, стихами и роликами.