— Ты чего это удумал? — вылезает вперёд Титов. — Типа в смертники записался? Нам Румянцева передала послание. Не боишься, что мы воспользуемся твоим советом?
Ответить я не успеваю, потому что сзади кто-то бьёт меня по хребту. От неожиданности падаю одним коленом на длинную лавку и ударяюсь плечом о шкафчик. Выпрямиться не успеваю, на голове у меня тут же оказывается куртка и удары начинают сыпаться со всех сторон: по спине, по ногам, по голове.
Куртку держат крепко и освободиться от неё не получается, я мотаюсь из стороны в сторону и слепо машу руками направо и налево до тех пор, пока меня не сбивают с ног. Голову застилает туман, боль разливается по всему телу, уши закладывает. Я призываю на помощь Максимуса, но он не приходит, а единственная мысль, которая застревает и крутится, крутится не переставая, что умирать мне нельзя, потому что я обещал Нелли попкорн.
Глава 22. Нелли
Тучи рассеялись без следа, выглянуло ослепительно яркое солнце, однако на улице заметно похолодало — не ожидала от погоды такой подставы и быстро застегиваю косуху. Мама целует меня в макушку — совсем как маленького ребенка, — и, напоследок окутав облаком сладких духов, спешит к остановке.
В носу щиплет — я сегодня не в меру сентиментальная. Вечернее общение с Глебом разбередило душу и вплотную подвело к вопросу, на который очень страшно отвечать.
Медленно направляюсь к воротам школы, смотрюсь в синее небо в отражении луж и размышляю над тем, что в моей жизни настоящее. И кто настоящий.
Реальность постоянно и неотвратимо меняется: еще каких-то три недели назад Алина в бикини загорала на пляже у городской речки, а я, изнывая от жары, в тени прибрежных кустов читала книгу и мечтала о прохладе. Сейчас же изо рта вырываются облачка пара, в воздухе явственно ощущается мертвое дыхание зимы, мерзнут руки, и лето кажется далеким сном. Чуть больше недели назад Артем занимал все мои мысли, но вдруг стал неинтересным настолько, что я стараюсь его избегать. Совсем недавно моим миром являлось лишь то, что можно было потрогать, увидеть, услышать, проконтролировать. Но его границы внезапно расширились до размеров вселенной с миллионами звезд. Это завораживает и... пугает. Пугает, ведь длины руки не хватит, чтобы протянуть ее и убедиться, что Глеб действительно существует, что он именно такой, каким я его себе представляю, что он не передумает. Остается только слепо доверять ему. И верить.
Школьное фойе похоже на пещеру Али-Бабы: на стеклянных полках фальшивой позолотой блестят кубки и медали, злосчастный короб в лучах утреннего солнца переливается золотом. Маленькая девочка робко опускает в него надвое сложенный листок, а меня одолевает мандраж.
Если бы существовало заклинание, исполняющее всего одно желание, я бы не задумываясь применила его и стерла свое имя из дурацкого списка. Хорошо, что девчонка голосует не за меня.
Вхожу в класс, обустраиваюсь за партой и готовлюсь к уроку — выкладываю учебник, тетрадь и ручку, и кожей ощущаю пристальное внимание Миланы. Выдержав театральную паузу, она поднимает королевский зад, дефилирует к галерке и с грохотом разворачивает ко мне пустой стул. Опирается локтями на мою парту и задумчиво изрекает:
— Что, ведьма, попутала берега? Думаешь стать принцессой, как в той сказке?
— Напомни, в какой? — сочувственно подхватываю я. Орлова зависает, кривит губы и густо краснеет, но не находится с ответом.
— Надеешься пройти, серьезно? Даже если случится чудо и за тебя проголосуют, Елена и директор устроят дополнительный просмотр. Забыла, что у тебя кривые ноги и розовые патлы? Сколько лет ты не репетировала? Не боишься опозориться, пугало?
— Бывает, что невезение в конечном итоге приводит к успеху, а мимолетная удача — к полному провалу. Бесконечное число возможных событий — это и есть наша жизнь, так зачем же бояться ее естественных проявлений? — Изображаю самую отмороженную из улыбок, а в пустых глазах Миланы вместо настороженности загорается привычное превосходство.
Этот взгляд мне отлично знаком и не сулит ничего хорошего: я задела ее самолюбие, значит, нужно готовиться к неотвратимой расплате. Если бы я была парнем, тоже разобралась бы с ней на кулаках, но суровая реальность наглядно продемонстрировала: в моем случае драка — не выход. Майская потасовка с выдиранием волос привела лишь к позорному походу к директору, многочасовой нотации и слезам мамы.
— Тебе надо голову лечить! — Милана поднимается и отваливает, но налетает на возникшего на пути Клименко — тот только что вошел в класс и пропустил весь цирк. Он осторожно придерживает ее за плечи, спасает от падения и тайком подмигивает мне.
На большой перемене покупаю в столовой бутылку воды без газа и в одиночестве прогуливаюсь по коридорам — делаю вид, что далека от мирских проблем, но внимательно прислушиваюсь к разговорам. Главной темой обсуждения среди учеников ненадолго стали выборы пары для бала. Ничего неожиданного: с уст потенциального электората не сходит Орлова.
Возле короба Милана, в окружении свиты, пересчитывает солидную пачку бюллетеней и по одному запихивает в узкую щелку. Бобров и Савкин, уловив явно пошлую, очевидную только им ассоциацию, сопровождают каждый жест звезды гоготом и улюлюканьем.
Все понятно: Орлова осуществляет преступный вброс. Даже странно, зачем, если она и так является фавориткой этого фарса.
Татьяна Ивановна любит проводить еженедельные срезы наших знаний: пока мы в поте лица корпим над тестами, она, не заморачиваясь над конспирацией, сидит в Одноклассниках.
На пятом уроке, в самый разгар самостоятельной работы, прилетает сообщение от Глеба: отвлекаюсь от простейших заданий и увлеченно обсуждаю Третьяковку и совместный просмотр кино. Идея захватывает и будоражит — прихожу в себя только со звонком, растерянно озираюсь, быстро дописываю ответы и сдаю листок последней. Татьяна в недоумении поправляет очки:
— Что, Кузнецова, неужели так сложно?
— Дополнительные нагрузки порождают стресс, а он еще никого не сделал умнее...
Прощаюсь с класснухой и через две ступеньки несусь вниз. В гардеробе традиционное столпотворение и хаос, но ждать, когда народа станет меньше, я не могу — нужно успеть привести себя в порядок, прочитать рецензии на новинки и выбрать фильм.
Оставляю рюкзак на подоконнике, чтобы ненароком не заехать мелюзге по лбу заклепкой или цепью, но, когда вырываюсь из замеса с трофеем в виде родной косухи, нигде его не нахожу. Возвращаюсь в пустой класс, заглядываю под парты, проверяю соседние подоконники, бегу к охраннику, но тот лишь разводит руками.
У зеркала прихорашивается Милана — жеманно поправляет французскую косу и воротник бордового пальто, Кислова услужливо держит ее сумку, а Даша подобострастно заглядывает в глаза.
— Что-то потеряла? — окликает стерва, и я резко торможу и разворачиваюсь на подошвах.
— Допустим, пропала ценная вещь. Ты же в курсе, что воровство — уголовно наказуемое деяние?
— Почему сразу воровство? — она заворачивает помаду и несколько раз причмокивает пухлыми, как вареники, губами. — Поищи там, где твое место. То есть в дерьме.
Бобров и Савкин, явно приложившие к похищению руку, переминаются с ноги на ногу и нахально скалятся.
От бессильной злобы немеют пальцы. Я оставила в рюкзаке телефон. Глеб, возможно, прямо сейчас ждет ответа, а я опять служу куклой для издевательств.
— Вы учитесь в первом классе, идиоты? Если его там не будет, пеняйте на себя!
— Что ты сделаешь, Кузя? — глумится Бобров, но я рявкаю:
— Пр-рокляну! — и он заметно бледнеет и освобождает дорогу.
Вылетаю на холод и щурюсь от бьющего по глазам солнца. С виду мы взрослые парни и девушки, но происходящее вызывает ровно те же эмоции, что и пять лет назад — горький, разъедающий душу коктейль из жалости к себе и маме, с которой мы вместе выбирали этот рюкзак в торговом центре.
За спортзалом, прямо у кольев забора, возвышается ржавый гараж, где хранится устаревший спортивный инвентарь, а еще — метлы, грабли и лопаты для уборки пришкольной территории. За ним тайком курят ученики, а чуть дальше стихийно образовалось отхожее место для алкашей и прочих мутных личностей. Раньше Милана считала изысканным развлечением забрасывать туда мои пожитки и наблюдать, как я плачу.