Раздаются громкие голоса, хохот и шуршание сухой листвы, к гаражу подтягиваются два парня — в бейсболках и темных ветровках поверх толстовок. Сваливают к ногам под завязку набитые рюкзаки, достают сигареты, прикуривают. Я точно видела этих типов среди возможных друзей Глеба, и номер школы, указанный в их профилях в соцсети, совпадал. Превращаюсь в слух, и обрывки фраз, принесенные ветром, складываются воедино: они собираются на барбекю за город к некому Равилю. Решают ехать на электричке, потому что на такси дорого, а сэкономленные деньги можно пустить на выпивку.

Из-за угла выплывают две девчонки в спортивных костюмах и светлых кроссовках, их сопровождает еще двое парней. В первой барышне по коротким чёрным волосам узнаю Олю Румянцеву — ее явление отдается тяжестью в груди и головной болью.

Компания шумно приветствует друг друга, но Глеба среди них нет. С души скатывается огромный валун, и даже дышится легче. Застегиваюсь под горло, встаю и, расправив плечи, развязной походочкой подваливаю к незнакомцам. Волнуюсь до разноцветных мушек, но, по мере приближения к шобле, страх улетучивается, они вовсе не кажутся страшными — те же выходки, словечки и ужимки, что у моих идиотов-одноклассничков.

— Привет! — получается веско, в кои-то веки я благодарна природе за низкий хриплый голос. Присутствующие оборачиваются, синие глаза Олечки расширяются, в них вспыхивает узнавание и тут же — растерянность.

— Ого. Ты тут какими судьбами? — она кривит рот, изображая снисходительную улыбочку, но получается нервный тик.

Остальные, забыв про дымящиеся в пальцах сигареты, с неподдельным интересом разглядывают мое лицо, волосы и прикид. Мне не в первой реагировать на обидные выкрики и обзывательства, внутренне я готова отбрить любого из шоблы, но ее участники отчего-то молчат. Отмирает только Оля — подгребает ближе, но уже и сама понимает, что поступила опрометчиво: она едва достаёт мне до плеча, вынуждена смотреть снизу вверх и напоминает растрепанную курицу. До Миланы ей далеко: масштаб стервозности не тот. Я была полной дурой: переоценила противника, накрутила себя и сама, добровольно, отошла в сторону. В ушах шелестит шепот Миланы: «Никому не отдавай то, что по праву твое и не показывай слабостей!».

Томно прищуриваюсь и расслабленно отвечаю:

— Да вот, приехала к своему парню!

— И кто же этот счастливец?

— Ты не хуже меня знаешь.

— Я с ущербными дружбу не вожу.

— Ущербными? Глеб по-твоему ущербный? Или может быть поэтому ты на него так вешаешься?

Возможно, я многого не знаю, но шпилька достигает цели: Оля смущена и задета, и приподнимается на цыпочки, в безотчетном порыве меня достать.

— Извелась от ревности и не выдержала? Понимаю. Но, похоже, ты опоздала. Поезд ушёл.

— Что ты имеешь в виду? — я настораживаюсь.

— Твой парень больше не твой парень.

— Типа он твой?

— Угадала.

Парни и вторая девчонка стоят поодаль и продолжают внимательно прислушиваться к нашему разговору.

— Соглашусь, если Глеб сам мне об этом скажет. Где он сейчас? — я наступаю, Оля пронзает меня ледяным лазером ярко-голубых глаз и внезапно сникает. Она явно не в курсе, ресницы её дрожат, щеки вспыхивают.

— Я не обязана тебе отвечать. Вали отсюда!

— Ты — жалкая, — заносчиво объявляю я. — И... плоская.

За спиной раздаются смешки. Оля гневно на них оборачивается, и они тут же смолкают.

— А ты… Ты… — её взгляд останавливается на моих ботинках. — Колхозная вебкамщица!

— Мне твоё мнение безразлично, — гордо отворачиваюсь и обращаюсь к остальным ребятам: — Вы не знаете, где Глеб? Мне его очень нужно найти. И это срочно.

Они мнутся, пожимают плечами, похоже, и в самом деле не знают.

— Дома, наверное, — бубнит один из парней.

— Мы его звали на дачу, но он сказал, что у его брата день рождения, — добавляет второй. — А мама его сказала, что он уехал до завтра.

Они снова пожимают плечами, и облегчение превращается в отчаяние. Просто загадка какая-то! Таинственное исчезновение Глеба. Неужто я проделала такой путь зря и его не увижу? Словно его нарочно кто-то похитил, чтобы мы не смогли встретиться.

А вдруг действительно что-то случилось? Он даже из чувства протеста не мог подвести маму!

Возможно, он на своей даче, о которой с таким трепетом рассказывал — поехал привести в порядок мысли. Или его мама права и это просто бунт: он не хочет больше ей подчиняться и бросил вызов. В конце концов, есть вероятность, что он рассказывал о себе далеко не всё. Быть может, у него есть ещё какая-то другая, тайная жизнь.

— Погоди, — подскакивает Румянцева и дергает меня за рукав. — Ты все равно не наездишься к нему из своего колхоза! Встречаться раз в пятилетку — так себе вариант, не находишь?

— Что я должна на это ответить?

— Просто прекрати морочить ему голову. Теперь я понимаю, чего его так колбасит в последнее время. Это ты его так накрутила! Ты вообще понимаешь, что из-за тебя у него проблемы со школой? А теперь ещё и дома наверняка. Мама его уроет, если он пропустит день рождения брата!

— Понятия не имею, о чём ты, — засовываю руки в карманы, трогаюсь с места и быстро шагаю, глядя вперед. Оля бежит рядом.

— Может, вы еще виртуально поженитесь и нарожаете виртуальных детишек?

— Может. А может и нет. А может и реально поженимся.

— Серьёзно? — её рот приоткрывается, и я хохочу на всю улицу. На самом деле, этот смех только для того, чтобы унять подступающую истерику.

Расклад предельно ясен, и мучительное раскаяние давит на ребра: между Глебом и Румянцевой никогда ничего не было и быть не могло, мне не стоило отправлять ту чертову фотку с поцелуем. Немудрено, что он закинул меня в черный список — это выглядело как предательство, но уже с моей стороны.

А он всегда выслушивал меня и жалел — я даже на расстоянии чувствовала его тепло и надежную руку. Мы так легко заигрались, запутались и чуть не потеряли друг друга. И теперь лишь от меня зависит, будет ли в нашей истории хэппи-энд.

Выход один — дождаться возвращения Анны Николаевны, поджав хвост, извиниться, спросить у нее адрес дачи и снова воспользоваться Серегой, за небольшую услугу продавшимся мне в рабство. Нагрянуть в загородный домик и... На большее не хватает воображения, а сердце исступленно колотится в груди.

Румянцева, к счастью, отстаёт.

До вечера вагон времени, и я иду гулять: не каждый день бываешь в столице и дышишь ее загазованным воздухом. От Красной площади и известных достопримечательностей далеко, я не собираюсь спускаться в метро, поэтому просто брожу по району и замечаю знакомые дома и пейзажи — именно их фотографировал Глеб в разные моменты своей жизни.

Мне все интересно и ново, душа реагирует бурно и остро.

Кажется, сама судьба, лишив меня телефона и забросив сюда, дала передышку, возможность остыть и многое переосмыслить.

Вчера я попала в кромешный ад, но стыдиться мне нечего: как только вернусь в свой город, все пойдет по-другому. Я с честью выступила на балу, имею отличный средний балл и блестящие перспективы. У меня идеальное школьное портфолио, и летом я точно уеду — изучу требования для поступления в какой-нибудь местный универ, достойно сдам ЕГЭ и буду жить здесь. Только ради того, чтобы шататься с Глебом по этим тихим улицам, обнимать его и каждый день обо всем на свете говорить.

Милана же будет всю жизнь сожалеть о том, как, желая унизить, своими руками подтолкнула меня к победе. А больное самолюбие придурка Клименко никогда не оправится от удара: судя по его россказням, я — единственная из девчонок, кто ему отказал. На снятом Миланой видео запечатлен вовсе не мой позор — там представлены гадкие душонки моего окружения во всей мерзости и никчемности.

Срезав путь по тропинке, оказываюсь на оживленной улице.

Усиленно изображаю из себя обычную местную девочку: благо, тут гораздо больше потрепанных бледных фриков и странно одетых людей, и я почти от них не отличаюсь. Солнце отражается от окон выстроившихся вдоль шоссе многоэтажек, ветер треплет мусор у урн, голуби деловито клюют рассыпанные по асфальту семечки.